— Ты очень изменилась… — произнес Лоренц с тем непередаваемым оттенком мужского восхищения, который радостно пьянит в случае, если симпатия взаимна, и вызывает непреодолимую неловкость в обратном.
— Все меняется… — Ответила Кирочка, пытаясь выдумать предлог, чтобы отойти.
Глаза Дорна уже не гладили тёплым потёртым плюшем. Они мазали беззащитную наготу Кирочкных плеч чем-то отвратительно липким. Но они всё ещё оставались бархатными, как ноготки, и потому было страшно и жалко заглядывать в эти глаза, собирать в них завалявшиеся где-то по краям, запутавшиеся в пушистых ресницах остатки прошлого, по безжалостной прихоти сохраненные временем…
— Там Дагма идёт!.. — Воскликнула Кирочка, оборачиваясь ко входу как ко спасению. — Извини. Пойду поздороваюсь…
Бывшая одноклассница тоже сильно изменилась. Она немного похудела, и с лица её исчезло вечное выражение бессильной задумчивости; на низком скошенном лбу разгладилась складка от непрерывных бесплодных усилий мысли. Это лицо озарилось теперь идущим из глубины существа могучим древним женским призывом и казалось почти красивым. Медлительность большой улитки, присущая Дагме, осталась в ней, но производила уже совсем другое впечатление — то было спокойное дамское достоинство. Дагма выглядела на редкость гармоничным и довольным жизнью человеком. Все характерные особенности её личности, которые при современной тенденции к ускорению всех процессов могли на первый взгляд показаться недостатками, нашли достойное применение в её профессии. Со своей сосредоточенной неторопливостью и удивительным терпением Дагма стала прекрасным реставратором старинной мебели и зарабатывала этим неплохие деньги.
Кирочка ждала Нетту. Беспокойно сидя на уголке стула, она то и дело поглядывала в окно или в сторону входа в зал; ей не хотелось признаваться себе в этом, но большинство разговоров за столиками не были ей интересны и она поддерживала их только из вежливости; она пришла сюда, в сущности, ради одного единственного человека, и прочие одноклассники со своими такими разными и разнообразными жизнями, дорогими вечерними платьями и костюмами, бокалами шипящего шампанского, шутками и историями служили лишь ярким фоном, праздничной подсветкой для одного единственного события… Которое не собиралось случаться…
3
Саш Астерс опоздал. Задержался на работе. Он приехал почти к самому концу ужина. Кирочка давно уже заскучала и, потеряв надежду дождаться Нетту, собралась уходить.
Она стояла у освещенной вечерним светом высокой арки окна банкетного зала и неторопливо пила шампанское, держа бокал двумя пальцами за ножку.
Войдя, Саш Астерс сразу увидел стройный женский силуэт в оконной арке, прозрачный насквозь бокал в руках у смутно знакомой незнакомки, тонкий шарф у неё на плечах — на просвет будто синий дым. Повинуясь волшебству случайного впечатления, он сразу же направился в сторону окна, на ходу взяв у официанта бокал шампанского и залпом осушив его.
— Добрый вечер..
Взлетели две большие черные бабочки — Саш посмотрел на Киру. Он узнала его и дружелюбно улыбнулась.
— Что-то ты поздно… Привет.
Кирочка почувствовала, что немного смущена. Она не ожидала увидеть Саша вот так просто, прямо перед собою, без пиджака, с немного расслабленным галстуком и зеркальной пряжкой на ремне брюк… Все эти годы он был для неё чудесным, драгоценным воспоминанием; сегодня она надеялась увидеть здесь и его тоже, заодно с Неттой, хотя, может, так и не успела до конца это осознать…
— Лучше поздно, чем никогда… — улыбнулся Саш.
То тайное, что всегда существовало между ними никуда не подевалось. У Саша Астерса были такие же тёмные ресницы, точно крылья, и в нём на удивление легко воскресало прошлое и обнаруживалось присутствие того смешливого яйцеголового мальчишки…
Говорили о каких-то пустяках. Проворные официанты тем временем задёрнули шторы на окнах и сдвинули большую часть стульев, освободив центр зала.
А потом возникла музыка.
Медленная. Чарующая. Зовущая. Никто из посетителей ресторана не сдвинулся с места. Стыдливо погасли большие светильники… Просторное помещение для проведения банкетов погрузилось в таинственный полумрак словно палуба затонувшего корабля.
— Давай потанцуем… — вырвалось вдруг у Кирочки.
Ей с невероятной четкостью вспомнилась в тот миг дискотека в восьмом классе. И их несбывшийся танец. Как же она хотела этого тогда!
Саш без слов положил руки ей на талию. Почти неощутимо. Воздушно.
Кирочка любила обувь в тон платью и надела совершенно новую пару. Туфля натирала ей ногу. Кроме того, сейчас она была не прочь избавиться от нескольких лишних сантиметров роста…
— Извини… — тихо сказала она Сашу и скинула туфли.
Передвигаясь в такт мелодии они вышли на середину зала. Саш неожиданно оказался таким высоким, что Кирочка смогла без труда спрятать лицо, легонько ткнувшись носом ему куда-то в основание шеи, и это было необыкновенно приятное ощущение; вполне позволительно молчать, не смотреть в глаза, только внимать нежному запаху чистой мужской кожи и хорошего одеколона… Кроме них никто не танцевал. Кирочкины руки лежали у Саша на плечах. Она ощущала пальцами плотную ткань его рубашки. Твердое тело под ней. Мечты сбываются. Когда совсем этого не ждешь. Взгляды их в какой-то момент всё-таки встретились. Кирочка почувствовала себя неловко и снова опустила взор. Тайное между ними пробуждалось. Становилось все явственнее с каждой минутой…
— Помнишь, как ты танцевал с Ирмой Вайнберг в восьмом классе? — От шампанского сознание Кирочки стало похожим на зыбкий островок тополиного пуха на асфальте; мысли летали, кружились, терялись — точно невесомые пушинки в случайных потоках воздуха. Иногда, обретая направление и силу, они оформлялись, превращаясь в белых мотыльков, и становились словами… — Ты был в неё влюблен?
— Не помню…
Саш некоторое время молчал. Кирочка смотрела на его губы и подбородок, в их форме, в сухой шероховатости бритой кожи была неизъяснимая печальная красота.
— Я был влюблен в тебя, — сказал он.
Музыка начала постепенно стихать. Мимо танцующих прошел официант с подносом заставленным янтарными на просвет бокалами. Кирочка и Саш взяли себе ещё по одному.
— Ты знаешь, что шампанское делают из светлого винограда, такого спелого, что он почти прозрачный…
Саш слегка наклонил бокал, рассматривая на просвет золотистую жидкость искрящуюся мелкими пузырьками. Кирочке представились огромные гроздья крупных немного удлиненных ягод, с тугой зеленовато-жёлтой кожицей, с желеобразной мякотью, тающей на языке как мёд. Сквозь ягоды проходят солнечные лучи, отчего они как будто светятся изнутри…
За её спиной раздались чьи-то грубые шаги. Кирочка обернулась.
Лоренц Дорн, порядком перебравший шампанского, приближался к ним. Рубашка, кругло натянутая на животе — точно мяч в мешке. Галстук небрежно расслаблен. Лицо красное, яростное.
— Не скучаете? — спросил он. Как-то слишком уж резко.
— Нет, — немного насторожившись, ответил Саш.
В зале стало душно. Лоренц Дорн стоял круглый, потный. Он излучал что-то злое и безнадежное — Кирочка ощущала это всей кожей, внезапно взмокшей под синтетическим платьем…
— Я бы тоже не скучал в обществе такой цыпочки!
Дорн улыбнулся губами похожими на ветчину. Вышло очень неприятно. Кирочка почему-то виделась сейчас ему пьяному частью той яркой полной восхитительно прекрасной жизни, которую у него всегда отнимали обстоятельства. И продолжают отнимать. Бедняга Лоренц, наблюдая за танцующими несколько минут, непостижимым образом узрел в них отражение всего, чего, как ему казалось, он был несправедливо лишён; и возненавидел их за это…
Кирочка в тот миг безошибочно почувствовала, что Дорн хочет ударит Саша, но никак не может найти повод. Он смотрел своими глазами-ноготками. Смотрел страшно, жалко, с неукротимой отчаянной завистью, с неутолимой скорбью о себе самом.
— Идём отсюда… — приподнявшись на цыпочках, шепнула Кирочка Сашу в самое ухо.
Он кивнул.
Её туфли стояли под столиком в другом конце зала.
Когда они вышли, она почувствовала ступнями тёплое и колкое прикосновение асфальта. Всюду разливалось золотистое волшебство. Это был оранжевый вечерний свет. Это было небесное шампанское. Кирочка рассмеялась.
— Ух ты, а я сбежала с бала почти как Золушка… Только без обеих туфель!
— И с Принцем, — добавил Саш с галантной улыбкой.
Кирочка внезапно посерьезнела.
— Что же такое случилось с Лоренцом? Он ведь был вроде неплохим парнем…
— Он несчастлив.
— Почему? Я слышала, что у него жена. Ребенок… И квартиру они купили…